×
Подождите немного...

«Когда в Вильнюсе погиб литовский язык?» – «Kadu Vilniuj letuvnykų kalbas žūta?», 1908, газета "Viltis" в Вильне, Algirdas Vilčinskas. О Языковой ситуации в г. Вильне к концу XIX века.
Этнолингвистическую ситуацию в Вильнюсе середины XIX в. довольно детально охарактеризовал историк (происходящий из шляхты окрестностей Утены) Альгирдас Вильчинскас, в 1908 г. в газете «Viltis» опубликовавший (древним вильнюсским наречием) свои воспоминания.(1)
Двенадцатилетний Альгирдас в 1850 г. поступил в русскую вильнюсскую гимназию, во время учебы жил в доме своего дяди Йонаса Казиса Вильчинскаса. Известный издатель «Виленского альбома» дома разговаривал только по-литовски (полякам он известен лишь как «Ян Казимеж Вильчиньски»), также было и во всех других домах вильнюсских «панов». Гимназисты (почти исключительно шляхтичи) во время перемен общались и по-литовски, и по-польски (в другом месте статьи Альгирдас Вильчинскас конкретизирует: литовские шляхтичи «в древности» польский язык плохо знали, поэтому стеснялись на нем говорить и чаще разговаривали по-литовски). Литовский язык, согласно А. Вильчинскасу, во время его учебы (1850–1857 гг.) звучал во всех улицах Вильнюса и во всех вильнюсских пригородах; большинство жителей пригородов других языков даже не знали; за городом – в Калвариях, Тринаполе и Верькях – по-литовски говорили и шляхтичи, и крестьяне, и ремесленники; многие вильнюсские евреи, тогда проживавшие только «на семи улицах», тоже могли договориться по-литовски, а по-русски разговаривали только чиновники и военные. «Вельможи» чаще разговаривали по-польски, но знали и литовский, их национальное самосознание тоже было литовским.
Данные, представленные А. Вильчинскасом не противоречат также информации русского академика Петра Кеппена, полученной в 1857 г. от католических плебанов о национальности их прихожан (см. Krupavičius M.). В городе Вильнюсе, поделенном на восемь приходов, в то время проживали: в приходе Св. Иоанна – «литовцы и поляки», Св. Духа – «литовцы и поляки», Св. Рафаила – «литовцы и поляки», Бернардинов – «литовцы и поляки», Антакальниса – «поляки и литовцы», Св. Якова – «польская и литовская национальности», Всех святых – «поляки» (?), в «Остробрамском» приходе – «все польской национальности» (??). Вместо нам привычного термина «национальность» в статье М. Крупавичюса употребляется термин «род». Русские и польские авторы XIX в. «род» и «руд» в родительном падеже чаще всего использовали именно в смысле «национальности» (в списках Кеппена о литовских католиках пишется, что они являются «литовского роду», «польского роду», иногда даже «польско-литовского роду», – sic!), т. е. указывая принадлежность лица (лиц) к одному или другому этносу (рус. «племя», пол. «племен»); в тех же списках употребляется словосочетание «литовского племени», своим значением тождественное словосочетанию «литовского роду».
Перепись населения России 1897 г., согласно многим «ученым», показывает, что в тогдашнем Вильнюсе проживало едва пара процентов литовцев; увы, не многие из современных исследователей знают, что эта перепись фиксировала не национальность (т. е. национальное самосознание) и даже не родной язык, а только наиболее часто употребляемый язык. Многие жители Восточной Литвы в то время кроме родного литовского знали и «простой польский» (белорусский) или «местный польский» язык, а некоторые – и все три языка. Так что переписчики, которые почти все являлись не литовцами, двуязычного или трехъязычного вильнюсского литовца легко могли записать как «поляка» или «белоруса». Однако Вильнюсское общее управление ремеслами, согласно данным В. Меркиса, в 1893 г. в Вильнюсе нашла: 149 мастеров христиан – 62 литовца и 27 поляков; среди примерно 360 подмастеров и учеников (всех вероисповеданий) – 80 литовцев и только 21 поляка (белорусов – 42, русских – 15, немцев – 4 и т.д., см. Jurginis J., Merkys V., Tautavičius A.).
Этнолингвистическую ситуацию в Вильнюсе середины XIX в. довольно детально охарактеризовал историк (происходящий из шляхты окрестностей Утены) Альгирдас Вильчинскас, в 1908 г. в газете «Viltis» опубликовавший (древним вильнюсским наречием) свои воспоминания.(1)
Двенадцатилетний Альгирдас в 1850 г. поступил в русскую вильнюсскую гимназию, во время учебы жил в доме своего дяди Йонаса Казиса Вильчинскаса. Известный издатель «Виленского альбома» дома разговаривал только по-литовски (полякам он известен лишь как «Ян Казимеж Вильчиньски»), также было и во всех других домах вильнюсских «панов». Гимназисты (почти исключительно шляхтичи) во время перемен общались и по-литовски, и по-польски (в другом месте статьи Альгирдас Вильчинскас конкретизирует: литовские шляхтичи «в древности» польский язык плохо знали, поэтому стеснялись на нем говорить и чаще разговаривали по-литовски). Литовский язык, согласно А. Вильчинскасу, во время его учебы (1850–1857 гг.) звучал во всех улицах Вильнюса и во всех вильнюсских пригородах; большинство жителей пригородов других языков даже не знали; за городом – в Калвариях, Тринаполе и Верькях – по-литовски говорили и шляхтичи, и крестьяне, и ремесленники; многие вильнюсские евреи, тогда проживавшие только «на семи улицах», тоже могли договориться по-литовски, а по-русски разговаривали только чиновники и военные. «Вельможи» чаще разговаривали по-польски, но знали и литовский, их национальное самосознание тоже было литовским.
Данные, представленные А. Вильчинскасом не противоречат также информации русского академика Петра Кеппена, полученной в 1857 г. от католических плебанов о национальности их прихожан (см. Krupavičius M.). В городе Вильнюсе, поделенном на восемь приходов, в то время проживали: в приходе Св. Иоанна – «литовцы и поляки», Св. Духа – «литовцы и поляки», Св. Рафаила – «литовцы и поляки», Бернардинов – «литовцы и поляки», Антакальниса – «поляки и литовцы», Св. Якова – «польская и литовская национальности», Всех святых – «поляки» (?), в «Остробрамском» приходе – «все польской национальности» (??). Вместо нам привычного термина «национальность» в статье М. Крупавичюса употребляется термин «род». Русские и польские авторы XIX в. «род» и «руд» в родительном падеже чаще всего использовали именно в смысле «национальности» (в списках Кеппена о литовских католиках пишется, что они являются «литовского роду», «польского роду», иногда даже «польско-литовского роду», – sic!), т. е. указывая принадлежность лица (лиц) к одному или другому этносу (рус. «племя», пол. «племен»); в тех же списках употребляется словосочетание «литовского племени», своим значением тождественное словосочетанию «литовского роду».
Перепись населения России 1897 г., согласно многим «ученым», показывает, что в тогдашнем Вильнюсе проживало едва пара процентов литовцев; увы, не многие из современных исследователей знают, что эта перепись фиксировала не национальность (т. е. национальное самосознание) и даже не родной язык, а только наиболее часто употребляемый язык. Многие жители Восточной Литвы в то время кроме родного литовского знали и «простой польский» (белорусский) или «местный польский» язык, а некоторые – и все три языка. Так что переписчики, которые почти все являлись не литовцами, двуязычного или трехъязычного вильнюсского литовца легко могли записать как «поляка» или «белоруса». Однако Вильнюсское общее управление ремеслами, согласно данным В. Меркиса, в 1893 г. в Вильнюсе нашла: 149 мастеров христиан – 62 литовца и 27 поляков; среди примерно 360 подмастеров и учеников (всех вероисповеданий) – 80 литовцев и только 21 поляка (белорусов – 42, русских – 15, немцев – 4 и т.д., см. Jurginis J., Merkys V., Tautavičius A.).
|
|